8. В начале сентября воевода писал к царю, что 30 августа 1640 года писал к нему из Литовского города Станислав Гульчевский о возвращении к нему трёх детей, взятых черкасами, когда переходили они с Острениным в Чугуев, и что дети действительно нашлись в Чугуеве. Вместе с тем доносит, что в Чугуев приезжают многие из Литвы, то как родственники поселившихся здесь Черкасов, то под видом торговли, хотя иные привозят товару на какой-нибудь рубль, или с одним возом являются два и три человека, и что эти люди возбуждают против себя подозрение – не являются ли они «для лазутчества». Воевода спрашивает наставлений.

            9. В половине сентября воевода жаловался царю на непослушание, будто бы оказанное ему чугуевцами. Именно, 11 сентября получены были вести, что татары на Изюмской сакме; а одна черкашенка показывала, что будто видела она в лесу, в 3-х верстах от Чугуева, татарин ведёт связанного белорусца. По приказанию воеводы, черкасы немедленно осмотрели лес, но не нашли даже и следа татарского. Воевода приказал потом осмотреть черкасам и русским Изюмскую сакму, но на этот поиск "Чугуевские Черкасы и Русские люди" не пошли; отправились только 24 человека, в том числе 4 сотника: Демьян Бут, Онуфрий Попов, Богдан Матюшенский и Гавриил Гавронский. Эти люди не нашли татар на том месте, где указывали видевшие их прежде того, и возвратились в Чугуев. Воевода ещё пишет, что, по известию черкашенки об одном татарине, он велел выпалить в вестовую пушку, но так как очень скоро после залпа положили в неё порох, то он загорелся и поднял на воздух крышу башни и убил пушкаря.

            10. Донесение его же к царю:

            «В нынешнем 149 году сентября 24 в другом часу ночи, пришёл ко мне Чугуевских Черкасов Эсаул Прокопка и сказал: ходил он ночной сторожи по караулам расставливать и послышал, плачет жонка, Сотника Гаврилы Разсохи сноха, жена сына его, Никиты, Меланья Фёдорова»; спршенная Эсаулом, она сказала, что свекровь её, Сотник Разсоха, с женою и детьми и с её мужем уехали из дома, сказав, что едут на пасеку, а между тем по 23 число их нет ещё в доме. То же самое объявила она и самому Воеводе. Воевода «послал на пасеку пятидесятников литовских 3-х человек, да 5 человек Черкас и Русских людей». Посланные 25 сентября донесли, что «Разсохи нет на пасеке и с животиною, а сакма пошла к Литовскому рубежу, сакма не малая, чают, что по ней Литвы подъезжали; в ту ночь, как он Разсоха, побежал, у Черкас покрадены у многих людей лошади». Воевода послал в дом Разсохи, чтобы узнать, что осталось там? Оказался один сундук замкнутый; когда открыли его пред Воеводою, увидели – «в сундуке положены рогожи да каменья». Воевода говорил Черкасам, что они сами по своей воле пришли из Литвы, дали присягу служить Государю, «а ныне и начальные люди начали бегать». Сотники и Черкасы сказаи: «кто де ворует и бегает в Литву, мы того не ведаем; а есть де меж нами молва, что будет развод по городам и в Литву отдача и кто де у нас смышленные люди, и мы тому не верим». Далее пишет Воевода, что у него всех Русских – 190 казаков и 70 стрельцов; на Черкасов он более не надеется, почему «без прибавки Русских людей на Чугуеве быть не мочно». Наконец пишет: «да у Разсохи, Государь, нашли два листа в письмах и я послал их к тебе, а чают таких листов и у многих Чугуевских Черкасов».

            11. В сентябре воевода извещал царя, что в то время, как у «Чугуевских Черкасов учинилось битье, многие роды пропали безвестно с Чугуева, (но поименованы только четыре семьи) и что иные оставили в домах даже свои пожитки, коров, пчел и домашнюю рухлядь».

            12. «От Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея России, на Чугуево Воеводе Григорию Ивановичу Коеореву: Пожаловали есмя Запорожского войска Гетмана Яцка Остренина, велели ему на Чугуев из наших житниц дати нашего жалованья на семена 10 четвертей овса, а в таможенную меру… пис. на Москве, лета 7149 (1641) января 31 числа».

            13. Царская грамота от 20 апреля  1641 года к воеводе Григорию Кокореву: «Писал еси к нам февраля 3, сказывал тебе Чугевский Черкасский пятидесятник Федосько Дмитриев:  февраля 1 приходил к ним, Черкасам, в сотню черкашенина Матюшка Сапожника Татарченок Юрка и сказывал им, что Черкашенин Матюшка хочет бежать за рубеж, а его, Юрку, емлет с собою». Юрий подтвердил тоже и Воеводе: «Черкашане сотники и пятидесятники» объявили, что «Матюшка вор и чают его быти всякого дурна». Царь предписывает допросить беглеца под пыткою: «для чего он с Чугуева в Литовскую сторону хочет бежать? и  кого с собою подговаривал? И собою ли хочет бежать? или по чьему подговору? И с ним Чугуевские черкаские люди бежать хотели ль»?

            14. Царская грамота от 9 мая 1641 года предписывает воеводе Кокореву – отдать московским стрельцам, которые изъявят желание навсегда остаться в Чугуеве, «изменничьи Черкаские дворы в меньшем остроге со всякими пожитки» и объявить при том, что им назначено будет денежное жалованье и отведена будет земля, земля же там», объяснить им, «добрая, хлебородная, с рыбными ловлями и всякими угодьи».

            15. В 1642 году воевода, князь Василий Андреевич Гагарин, донося о состоянии Чугуевской крепости, писал: «да острогу, Государь, во многих местах высекли Черкасы, как тебе Государю изменили, пошли с Чугуева». И он же в другом донесении писал, что в августе 1641 года присланы были из Мценска в Чугуев на вечное житьё 99 детей боярских, а в октябре того же года многие из них бежали и по январь 1642 года ещё не явились.

            16. Наконец известно, что царская грамота в Воронеж с извещением об удалении Черкасов из Чугуева писана 14 мая 1641 года и в ней Царь писал: «в прошлом 146 (1638) году пришёл в наше Московское государство из Литовской стороны Гетман Яцко Остренин, а с ним сотники и рядовые Черкасы»… рассказав о бесчеловечных жестокостях, какими мучат Православных Ляхи, они просили: «для крестьянской веры от погубленья избавить и устроить их на вечное житьё на Чугуево городище, … а город и острог поставят сами… Нашим царским жалованьем на Чугуеве Черкаские сотники, пятидесятники и десятники и рядовые Черкасы, все были пожалованы денежным и хлебным жалованьем и устроены были землями и сенными покосы и всякими угодьи». Сказав же, что Чугуевские Черкасы, «убив Гетмана своего, побежали за рубеж», предписывает Воронежскому Воеводе: «а к Черкасам (Воронежским) держал бы береженье и ласку, чтоб Черкасов от жесточи в сомненье  не ввесть».

            По всем этим документам видим следующее:

            а) Нестерпимые лютости ляхов, принуждавших православных принимать унию, вынудили Черкасов в 1638 году перейти на Чугуево городище, где они и построили город с крепостью. Сколько их перешло в Чугуев – не видно. Но видно, что Остренин привёл с собою несколько сот человек, если не несколько тысяч. С ним были сотники: Рахсоха, Попов, Степанов, Бут, Матюшенский, Гавронский, Карпов, есаул Прокопий. После пришли к ним ещё партии Черкасов и между прочим Яромко Юровкин, едва ли не отец знаменитого полковника Григория Ерофеевича Донца. Царь с радостью принял и успокоил невинных страдальцев. Судьба мучеников унии лежала на сердце доброго царя. Ещё в 1625 году он приказывал доставлять ему подробные сведения об утеснениях черкасов и православия.[1]

            б) Кто такой был гетман Яцко или Яков, Остренин? Нет сомнения, что московский Остренин есть то же, что казацкий Остряница. Однакож нельзя признать гетмана Якова Остренина за одно лицо с знаменитым гетманом Остряницею, которого, по словам Конисского, зверски погубили ляхи в 1638 году: аа) Казацкий гетман, герой Остряница, назывался Стефаном, а наш Остренин постоянно называется Яковом; бб) Чугуевские черкасы прямо говорили своему гетману Остренину: «а в Гетмана тебе не выбирали в Литве, пожаловал Гетманом Государь Царь». Между тем несомненно, что Стефан Остряница избран был в гетманы самыми казаками; вв) наконец, нет причин не доверять  Конисскому в том, что ляхи предали страшной смерти гетмана Стефана Остряницу в 1638 году. Летописец о войнах Хмельницкого говорит: «присягу зломивши, Остряницю и Гуню убили в Варшаве, а Киримла сотника Киевского с сыном его на пали взбили и многих знатных четвертовали, а многих на гаках (на крючках) вешали.[2] То же говорит и Ригельман.[3] Таким образом остаётся положить, что гетман Яцко Остренин был только родственник, может быть и брат знаменитого героя – страдальца Остряницы и очень вероятно, что благочестивый царь, преимущественно по уважению к страдальческой смерти и заслугам гетмана Стефана Остряницы, почтил Якова Остренина, или Остряницу, званием «Гетмана войска Запорожского».

            в) В апреле 1638 года Московские послы говорили панам в Варшаве: «лутче, чтоб Королевское Величество казаков Запорожских дал на службу Царскому Величеству, а он им жалованье своё давать хочет, как и прежние Государи за службы их давали» Паны не дали никакого ответа на то.[4]

            6 декабря 1638 года Брацлавский воевода писал к Краковскому кастеляну: «Много раз писал я к Вам, милостивый государь, прося, дабы вы изволили напомнить Его Королевскому Величеству, чтобы этим своевольникам (Малороссийским казакам) пресечь путь  к побегу в Москву и чтобы Его Королевское Величество потребовали от Царя выдачи всех изменников, которые бежали туда».[5] Чугуевские бумаги свидетели тому, что кровожадное домогательство польского магната не осталось без последствий. В конце мая 1639 года 6000 польского войска и сам коронный гетман Потоцкий стояли на границах, чтобы «Чугуев разорить, Гетмана и казаков убить». Война оставлена только тем, что царь указал Польше на недавно заключенный ею мир с Россиею. Но после того, ляхи, как видно по Чугуевским бумагам, обратились к другим мерам против Якова Остряницы. Сперва клеветали на него царю, что он готовит чёрную измену царю. Когда же не удалась и эта мера, подсылали лазутчиков, рассылали письма с ложными известиями о намерениях. Царя относительно поселившихся в Чугуеве черкасов, и с домогательством возбудить бунт против Остряницы и царя. К сожалению безрассудный Чугуевский воевода своими распоряжениями по Чугуеву возбудил ропот даже в русских, а после того трудно ли было лазутчикам смутить черкасов? Сотник Разсоха, которого имя ляхи ставили наравне с именем Остряницы, конечно не смотрел равнодушно на возвышение Остряницы в звание гетмана, когда он, Разсоха, не сделан был даже есаулом. И оскорблённый Разсоха стал действовать в Чугуеве за дело ляхов вместе с лазутчиками. Дело окончилось тем, что верный присяге и долгу признательности Остряница был убит, и черкасы удалились из Чугуева.

            г) Все ли Чугуевские черкасы оставили тогда землю Московского царя? Значительное число их в 1639 и 1640 годах перешли на Дон; многие другие, конечно, расселялись по привольным урочищам Украйны, так как около того времени видим черкасов в разных Украинских городах[6] видим черкасов на сторожевой службе в Белгороде и в Усерде в 1645 году. «В том остроге (Раздорном стоячем Остроге) с Усерда стоят головы, а с ними черкасы стоят по 15 человек, да по пушкарю, а переменяются понедельно». Разрядная роспись: «лета 7152 года ноября 20 дня по Государеву Цареву указу в Белгороде Белгородским Черкасам выдано жалованье на нынешний 152 (1643 – 1644) год по их окладам: Атаману 7 рублей, Эсаулу 6 рублей, рядовым по 5 рублей; всем на лицо, с порукою, что Государевы службы служити и Государевым жалованьем им на указных своих местах на вечное житьё строиться, и пашню пахать и хлеб сеять». В тех же двух местах видим Черкасов в Чугуевской переписке 1644 года и по той же переписке видим в 1643 году Валуйского Черкешенина (ниже, прим. 31); а 24 апреля 1645 года «прислал на Усерд с степи из похода Оскольских Черкасс». Не имеем права думать, чтобы все эти Черкассы были в числе товарищей Остряницы: но некоторые, по всей вероятности, были из его товарищей, так как видим по Чугуевской переписке, что не все разделяли мысли малодушных сообщников Разсохи).