Чугуевская городская организация ветеранов Афганистана «Шурави» поздравляет всех воинов-интернационалистов с 22-й годовщиной вывода советских войск из Афганистана и желает им и их семьям крепкого здоровья, благополучия, жизненного оптимизма.
Председатель организации Н. Мазницкий.
Солдат войну не выбирает...
Окончание войны в Афганистане было встречено в СССР с ликованием. Рок-ансамбль ВДВ в беретах и тельняшках под нарастающий рокот гитар пел: «Мы уходим, уходим, уходим, уходим!!!» По телевидению многократно показывали кадры пересечения моста через пограничную Аму-Дарью последними БТРами под красным флагом, встречу советских солдат в узбекском Термезе и командующего Громова, который, как утверждалось, перешел мост последним, не оставив за собой ни одного из подчиненных.
Войны - характерная черта XX века. Сколько же их было? В этой зловещей коллекции лично для меня особое место занимает Афганская война - необъявленная, многими непризнанная, не до конца осознанная, зацепившая своим огненным крылом и мое поколение. Помню, как мы, старшеклассники, шепотом сообщали друг другу о цинковых гробах, которые в 1984-85 годах все чаще и чаще стали приходить и в наш маленький городок. А чуть позже, в 1987-м, в Афганистан ушли и мои одноклассники.
Афган... Так называют войну те, кому пришлось побывать в том пекле. В свое время командующий 40-й армией генерал армии Б. В. Громов заметил:.....правду об Афганской войне и о мужестве советских солдат никто, кроме воевавших там, не расскажет...»
Сегодня на войну в Афганистане мы посмотрим глазами ее непосредственного участника, ныне полковника запаса, Юрия Викторовича Смирнова.
В тот ранний час, когда земля еще спала, В Афганистан приказом доля занесла
Солдатская служба место не выбирает. Солдаты свято выполняют приказ. Исполнял приказ и старший лейтенант Юрий Смирнов, служивший после окончания военного училища в Термезе. Месяцы службы пролетали незаметно - молодому офицеру времени на отдых особо не было, а работы было невпроворот.
О событиях у соседей через реку Амударью узнавали главным образом из газет и по телевидению. Ситуация в стране менялась с калейдоскопичной скоростью: за период с 1973-го по 1979 год власть менялась четырежды - от Закир-шаха до лидера НДПА Н. Тараки, но характеризовалась одним - братоубийственной гражданской войной, целью которой был захват власти.
— Мы прекрасно понимали, что в стране у соседа происходит что-то экстраординарное, потому что фактически каждую ночь над головой гремели тяжелые самолеты, которые перевозили и технику, и хозяйственные грузы. В марте, когда произошел мятеж, нас впервые подняли по тревоге, отмобилизовали до штатов военного времени, провели с нами занятия по боевому слаживанию и спустя 10 дней отпустили домой, но мы уже ощущали запах войны, он.где-то витал рядом, понимали, что рано или поздно мы можем быть вовлечены в войну...
Саланг, за серпантином серпантин, Саланг, удар в упор с гранатометов
В ночь с 26 на 27 декабря с трех направлений (Кушки, Душанбе, Термеза) и по воздуху из Витебска в Афганистан вступили 4 дивизии советских войск. 108-я мотострелковая дивизия, в которой служил Юрий Смирнов, была сокращенного состава и на момент ввода войск практически 70% солдат, поставленных под ружье, были так называемые «партизаны», то есть солдаты с гражданки, которые в свое время прошли военную школу, но по давности времен кое-что утратили,, кое-что подзабыли. Тех полных боевых навыков, которыми обладает солдат срочной службы, у них не было.
А впереди был Саланг - перевал по дороге на Кабул на уровне 3700 метров. Сильный мороз, снег и гололед создавали смертельную опасность. Надрывно гудели моторы машин, задыхающиеся от отсутствия кислорода, угорали в туннеле от выхлопных газов люди, техника буквально «танцевала» на узкой скользкой дороге. Шаг за шагом, практически на ощупь многокилометровые колонны людей и техники переваливались через этот труднейший рубеж и устремлялись в долину Чарикар и дальше на Кабул.
— Именно здесь, на Саланге, для меня началась настоящая война: погибли первые люди и мы потеряли несколько единиц боевой техники. Когда колонна тыла, в который насчитывалось более 100 единиц дизельной техники, вошла в тоннель, на дороге образовался затор. Для того чтобы согреться, двигатели не выключались, а так как в тоннеле не было принудительной вентиляции, то через некоторое время люди начали угорать. Образовалась давка, паника, многие начали бежать, некоторые — не в ту сторону и, не добежав до конца тоннеля, падали. Это было на 3-й или 4-й день. Тогда же была расстреляна головная походная застава.
Для меня мир закончился в тот же день, когда я увидел 11 человек с восковыми пятками, раздетыми до нижнего белья. Командир группы, старший лейтенант, был из приписников — «партизан», остальные солдаты — тоже. Им вменялось в обязанность на расстоянии 5 км от главных сил вести военную разведку и своевременно оповещать главные силы о возможных действиях противника. Однако люди посчитали это своего* рода игрой в «Зарницу». Когда мы проехали мимо трупов, все, в том числе и я, поняли, что надо перестраиваться. И если еще на 2-й день я свободно выходил к горной речке, умывался, без опаски относился к местным жителям, то после происшедшего я четко осознал, что мы пришли не на прогулку и рядом реальный противник, с которым нужно будет воевать.
Я вспоминаю утренний Кабул, Все необычно в маленькой столице
29 декабря 108-я МСД уже стояла в трех километрах от Кабула.
Наши парни воевали не на своей территории. Под их ногами была выжженная солнцем скалистая земля Афганистана. Их окружали не зеленые леса и родные бескрайние поля, а горы, пустыни, равнины, реки чужой им страны. Они пришли сюда не убивать и разрушать. Наши воины выполняли благородную и гуманную миссию: помогали установить мир и порядок на многострадальной земле южного соседа, спасти его народ от нищеты и бесправия.
К сожалению, реальная действительность не позволила выполнить эту миссию, что привело к тяжелым последствиям. Все чаще приходили тревожные известия об обстрелах на дорогах, об убитых и раненых. Стало ясно, что деморализованная и наполовину дезертировавшая афганская армия не способна противостоять вооруженным формированиям моджахедов. Эту задачу должны были выполнять советские войска.
— Первые месяцы прошли относительно спокойно, мы робко и незатейливо знакомились с мусульманским миром, его людьми, нравами, обычаями и традициями. Афганская столица поражала контрастами: с одной стороны — лачуги, с другой — фешенебельные дома; босоногие люди и «крутые «Мерседесы»; строгие патриархальные нравы и раскрепощенные красавицы... Появились первые друзья — как всегда в таких случаях — любознательные смуглые мальчуганы — «бача». Как могли, помогали простым афганцам хлебом и консервами, медикаментами и одеждой.
Ведение боевых действий не являлось нашей прямой задачей. Планировалось, что после ввода ограниченного контингента боевые действия, которые развязали бандформирования, утихнут. А если они не сложат оружие, то, во всяком случае, мы не дадим им воевать открыто против центрального правительства. И если в городах — Кабуле, Джелалабаде, Мозари-Шарифе, Герате, Гардезе — существовала власть, то за пределами городов хозяйничали бандформирования, действия которых мы должны были нейтрализовать.
Первые операции в апреле-июле 1980 года развеяли все сомнения по поводу возможных потерь: в бою было убито и ранено 17 человек, в том числе погибли мои друзья — лейтенант Юра Стрижнев, командир батальона Гена Глинский, командир взвода Саша Зуев, начальник артиллерии подполковник Н. Н. Горобец.
Я не согласен с теми, кто сегодня берет на себя смелость утверждать, что десятилетняя война в Афганистане — это история мародерства, наркомании, бесчинств по отношению к местному населению со стороны нашего контингента. Как и я, многие из моих товарищей сдавали кровь для афганских женщин, детей и раненых мужчин, мы им помогали всем, чем могли. Я был на войне офицером, жил в офицерской палатке, поэтому, может быть, я чего-то не видел, но я прекрасно знаю тех солдат, которые были рядом со мной, с которыми я ходил в бой. Я прекрасно помню, что у нас не было таких подонков, которые обирали бы этих нищих афганцев.
По Афганским дорогам пришлось нам проехать немало,
Мы тряслись в БТРах, нам небо служило палаткой...
На второй год войны летом 1981-го старший лейтенант Смирнов был награжден орденом Красной Звезды за неоднократное участие в боевых рейдах. К тому времени, если не считать одноразовых выездов, на его счету было 7 полноценных боевых операций сроком от 2-х дней до 2-х недель.
— Для проведения боевого рейда собирался сводный отряд — от 2-х рот до 2-х батальонов, которому придавались инженерно-саперные подразделения, то есть минеры, отделения химиков, на случай ведения боевых действий с использованием химического оружия, наземные средства наведения и обнаружения, так называемые авианаводчики, которые шли вместе с нами на броне. План боевых операций составлялся на основе разведывательных агентурных данных.
У нас были своего рода осведомители, в том числе и в бандформированиях, которые по своим каналам передавали данные о предполагаемом месте и времени диверсионных действий на определенных участках местности. Мы знали куда, к какому времени подойти, оцепляли этот район. Местные войска, так называемый «царандой», входили в деревню, а нашей задачей было вести военные действия с теми, кто пытался покинуть район оцепления с оружием в руиах.
Наряду с боевыми потерями донимали тяжелый быт и тропические болячки: тиф, малярия, гепатит. Официальная пресса, зная о жесткой цензуре, писала о нас скупо и прозаично — выполняют интернациональный долг. Гробы в Союз отвозили, но(!) хоронили тихо, ночью, чтобы люди не знали истину об афганских событиях.
Все чаще и чаще в редкие минуты отдыха вспоминался родной дом, любимые, не давала покоя мысль «а если...», но нет — об этом лучше не думать.
А завтра были новые задачи, новые военные дороги, на которых уже вдоволь было сожженной и искореженной техники, над которыми витала опасность, но выше всего этого было чувство нужности и важности выполняемой военной работы.
Да, мы замерзали и изнывали от жары, порой голодали и, когда тылы отставали, сидели на одной балтийской селедке и ели ее без хлеба. Да, были болезни, постоянный дискомфорт, приходилось спать в машинах. И были минуты, когда приходилось жалеть, что ты на войне, а где-то рядом мирная жизнь со всеми ее прелестями. Но мы сознательно пошли на это, приняли в свое время присягу и, выполняя приказы командиров и требования уставов, строго переносили все тяготы и лишения воинской службы.
Мы делали благое дело. Тогда нами руководила стоическая философия: «Кто, если не мы». Мы свято верили, что протянуть руку помощи соседу — это наш долг, и не наша вина, что многое из того, о чем мы тогда мечтали и думали, оказалось иллюзией. Но это уже тема для политиков, мы были солдатами.
Долгожданная замена пришла ровно через два года — 27 декабря 1981 года. Заменщику сказал откровенно и прямо: «...самое тяжелое на этой войне - терять друзей, потому что они — друзья и их гибель объяснить трудно. Береги людей и собственную «дубленку».
Прощайте, горы, вам видней, Кем были мы в краю далеком...
До недавнего времени на дорогах Афганистана находились памятники, которые стали символами благодарности афганского народа.
— Мы как были «шурави», так ими и остались главным образом в памяти простых афганцев. Конечно, на территории этой страны у нас осталось и очень много кровников. Но я больше чем уверен, что и среди нынешнего поколения афганцев найдутся люди, которые с благодарностью нас вспоминают. Возможно, это те, кому мы перелили кровь, или те замерзавшие, которым мы давали дрова, носки, пару портянок, горячую солдатскую кашу.
Я очень хорошо запомнил один случай. Мы со спецпропагандистом (переводчиком) Б. Балдаевым, или, как мы его называли, «Балдой», сидели на броне. К нам подошел мальчишка, маленький «бача». Был двадцатиградусный мороз, а на мальчишке были одеты галоши на босу ногу. Я сразу же дал «баче» пару носков. Он говорил на пушту, но я понял, что он попросил дать ему еще и шапку. Шапка у меня была одна, и я ответил, что отдать ее не могу.
Тогда Балда со смехом перевел мне, что мальчику не нужна была шапка, он просил меня снять ее, чтобы посмотреть, есть ли на моей голове рога. Видимо, на момент нашего вхождения в Афганистан их спецпропагандисты тоже хорошо поработали. Особенно постаралось духовенство, которое рассказывало афганцам, что на священную землю мусульман вторглись неверные, все они с рогами, и пришли для того, чтобы убивать мужчин и насиловать женщин...
Афганцы не могли понять и принять наши социалистические идеи. Как это можно, землю феодала отдать крестьянину? Социалистические принципы «землю — крестьянам», «заводы — рабочим» не соответствовали исламским законам афганцев, которые гласили «не бери чужого». Только спустя годы становится понятным, что нельзя было патриархальной психологии людей в одночасье навязать социалистическую идею, для перестройки сознания нужны десятки, а то и сотни лет.
Нас не надо жалеть...
Сегодня этой войне, как и другим «скрытым» войнам даются неоднозначные оценки. Также неоднозначно и само отношение к «афганцам». У них же самих продолжают болеть не только старые раны, но и души...
— В настоящее время все наши тревоги и опасения связаны в первую очередь с инициативами правительства, направленными на отмену или ограничение социальных льгот для многих категорий населения, в том числе ветеранов и инвалидов войны, участников боевых действий.
В предложенном законопроекте предлагается предоставить Кабинету министров полномочия самостоятельно определять размеры социальных выплат и льгот чернобыльцам, «детям войны», ветеранам Афганской войны, а также порядок их выплат. А это может существенно ущемлять наши права. Уверен, что то немногое, что мы получили за честное выполнение приказа Родины, мы получили заслуженно. Во многих городах страны, и в частности в Харькове, чернобыльцы и «афганцы» объявили о бессрочной акции протеста против наступления на их права.
Нас не надо жалеть, мы требуем элементарного уважения и должного отношения со стороны государства.
Нам не надо многого. Мы хотим просто жить достойно и быть уверенными в завтрашнем дне, а не Потеряться, быть снова вышибленными из жизненной колеи, как это случилось в «смутные» 90-е, когда по стране прокатился «постафганский синдром» с тысячами жизненных трагедий.
Всем, кто пытается сегодня спекулировать на афганской теме, хочется сказать, что мы сильны, сплоченны и готовы на решительные действия. Мы не согнемся и не сломаемся, а будем жить и верить.
Полковник Смирнов редко надевает военную форму. Но вдень 15 февраля, уверена, он при полном параде отдаст честь павшим друзьям и поднимет третий тост. Стоя. Молча.